В моём родном Екатеринбурге, тогда Свердловске, на территории соцгородка Уралмашзавода в начале 1930-х годов была построена водонапорная башня. Казалось бы, заурядная постройка была предназначена выполнять чисто утилитарную функцию — снабжать жилые дома водой. Всё в этом здании было подчинено функции — вертикаль лестничного марша, цилиндр бака, комната смотрителя сверху, равномерно расставленные опоры и даже цвет — обычный белый. Каждая форма осмыслена автором как часть механизма, единственной целью которого является раздача воды. Никаких притязаний стать шедевром, никаких предпосылок стать любимой. Однако будучи построенной, она тут же обрела простое и звонкое имя — Белая башня. Её запуск привлёк внимание не только богобоязненных жителей окрестных деревень, увидевших, как над лесом загорается белый крест, образованный вертикалью окна лестничного марша и горизонталью подсветки бака, но и, как было положено в те времена, сотрудников НКВД, сначала ставших жертвой аварии при запуске башни, а позже, как и богобоязненные жители, обративших внимание на «функциональные» элементы постройки. Благо, старшие товарищи молодого архитектора Моисея Рейшера, автора Белой башни, нашли слова, чтобы объяснить пытливым чекистам принципы построения архитектурной формы конструктивизма.
Уже спустя 40 лет Белая башня перестала отвечать возложенным на неё функциям и была бессрочно законсервирована. Несколько раз ей пытались придумать новую функцию, несколько раз хотели снести, в 90-е начали растаскивать «на запчасти». Но, как говорится, Бог миловал, и она дожила до наших дней.
В 2012 году, спустя 40 лет после её остановки, мне посчастливилось сделать внутри этой руины световую инсталляцию. Переосмысливая пространство и форму сооружения, я поймал себя на мысли, что это, некогда сугубо утилитарное здание, хранило в себе ещё один смысл — храм. Посудите сами, любые водонапорные башни всегда ставили на самые высокие точки рельефа, точно так же как церкви, подобно ковчегу, привязывали к возвышенностям. Белая башня самим своим именем намекает нам на белокаменные русские церкви: основное пространство бака, подобно кафоликону, имеет над собой купол, техническая лестница, пронизывающая всю высоту конструкции, настолько экономна в своих пространствах, что каждый раз, поднимаясь по ней, приходится нагибать голову, словно заходишь в монашескую келью; и, наконец, сам характер сооружения, подразумевавший нахождение в нём 700 кубометров воды, отсылает к католическим баптистериям. Что уж говорить о Звезде Давида, образованной опорами бака, и, наконец, упомянутом мной кресте, образуемым немногочисленными оконными проёмами. Храм! — воскликнул я. — Да ещё и там, где его никто не ждал. И от того, что этот храм хотели несколько раз снести, мне сделалось не по себе. Идея инсталляции пришла сама собой — я зажёг внутри него красный свет, высветивший тот самый крест.
Сегодня Белая башня благодаря инициативе молодых уральских архитекторов, взявших её в свое управление, стала одним из центров не только района, в котором ей было суждено родиться, но и одним из символов города, определяющим идентичность жителей Уральской столицы. (из предисловия к книге "Аэропорт Звартноц")